Мустай Карим – знаменитый башкирский поэт и писатель. Его называют аксакалом национальной литературы. Человек огромной творческой силы, гармонично сочетавший в себе мудрость прозаика, жизненный опыт драматурга и ранимость поэта - он был поистине народным поэтом. Произведения мастера подняли на новую высоту башкирскую литературу и являются национальным достоянием России. В 2019 году участнику Великой Отечественной войны, заслуженному деятелю искусств, народному поэту Башкортостана Мустаю Кариму исполнилось бы 100 лет!
В 30-километрах от Уфы, неподалеку от воспетой С.Т. Аксаковым речки Демы, на привольном склоне Девичьей горы, расположен аул Кляш. При въезде на главную улицу стоит общественный колодец: деревянный сруб, вал с цепью и ручкой, маленькая крыша, а на крыше – металлический флажок, на котором вырезаны такие слова: «Здесь источник поэзии Мустая Карима, не испив его – не проходите мимо».
Именно здесь 20 октября в 1919 году в деревне Кляшево родился Мустай Карим. Полное имя писателя Мустафа Сафич Каримов. В соответствии с башкирскими традициями – Мустай Карим.
Щедрым, чистым родником была родительская семья. В ней, многодетной, трудолюбивой, сохранившей родовые устои, царило высокое понятие о нравственности. Главой семьи был отец, слывший в ауле человеком основательным и разумным. Душой же семьи была Старшая мать - первая жена отца, сыгравшая в судьбе Мустая Карима немаловажную роль.
«Когда я задумал писать повесть «Долгое – долгое детство», я боялся браться за работу. - Вспоминает поэт. – Решился на это после того, как моя собственная Мать на вопрос: «Ты долго жила, кого знаешь из хороших людей?» - ответила: «Лучше, чем твоя Старшая Мать, я никого не знаю».
Вторая женитьба отца была оправданна: ему было почти пятьдесят лет, а Старшая Мать была старше его на семь лет. По тем временам она считалась уже старой женщиной. Кроме того, она сама благословила отца. Когда я родился, она сказала: - Вернулся мой Мустафа. У нее был сын, его так звали, он умер.
« Я особенно любил вечернюю трапезу, когда вся семья сидела на кошме вокруг огромной деревянной чаши. Это был не только ужин, а своего рода ежедневный семейный совет. Взрослые говорили о своих дневных трудах и заботах. Все при этом обращались к Старшей матери, будто прося у нее совета и поддержки. Старшая Мать имела в доме сильную нравственную власть, и это определялось не положением, а скорее ее человеческими качествами. Ну, а малыши толпились вокруг нее, как цыплята возле наседки». Эту мудрую доброжелательность мы почувствуем в повести «Долгое-долгое детство», вобравшей многое из биографии писателя.
У Мустая Карима и Старшей Матерью было духовное родство.
«В день, когда она ушла, падал крупный порхающий снег, падал и падал, и крыша ее дома скоро стала белой-белой. Но Старшая Мать и поныне стоит посередине - то солнечной, то ненастной, то цветами покрытой, то метелью повитой – поляны моего детства. И все кружатся, кружатся вокруг нее мое детство. Моя юность, годы возмужания и зрелости - вся моя жизнь кружится вокруг нее».
В семье Каримовых было двенадцать детей. Детство поэта пришлось на время бурное, оно накладывало отпечаток на жизнь всего аула. В большом роду Каримовых Мустафа был вторым грамотным человеком. Первым научился читать по слогам и кое-как расписываться его старший брат Муртаза. До него же Каримовы, как и все кляшевцы, ставили тамгу, похожую не то на вилы, не то на куриную лапу. Эта тамга была вроде родового герба.
Мустафа рос ребенком впечатлительным, вбирал в себя легенды. Сказки, ездил в ночное с ребятишками, слушал истории у костра. Живительными соками, несомненно, стали мудрые житейские обычаи, сабантуи. Детвора устраивала свои состязания. Но само детство не было сплошным праздником. Сафа-агай не пускал детей на улицу «валять дурака». Работали вместе со старшими с семи-восьми лет. Когда Мустафе исполнилось двенадцать лет, жизнь-игра осталась позади, началась жизнь-труд.
Неудержимое желание писать у Мустафы появилось с детских лет. Рифмованием он начал заниматься, еще учась в шестом классе. По собственным воспоминаниям поэта: «Первое, что я заметил в классе, на стенах были разные лозунги и изречения великих людей. Лозунги мне понравились. Придя домой, я взял старые газетные листы и, обмакнув палочку в чернила, начал сочинять собственные лозунги, в которых призывал к миру своих соседей вечно ссорившихся между собой. Но больше всего нравилось ставить свою подпись под ними. Увековечивал свои мысли на бревенчатых стенах дома с помощью перочинного ножа. Это, конечно, были еще не стихи, а лишь первые звуки окружающего мира.
В 1935 году отец повез 15 - летнего Мустафу, автора нескольких коротких поэм и стихотворений, напечатанных в пионерской и молодежной газетах, в Уфу учиться. В тот самый белокаменный город, что с малых лет тревожил воображение. Без всяких осложнений Мустафу приняли сразу на второй курс рабфака Башкирского педагогического института.
Нелегко, конечно, было деревенскому парнишке расстаться с родными, он очень тосковал по дому. Вдруг неожиданно приезжает отец. Привез теплую овчинную шубу на зиму и запах родного очага. И Мустафа вздумал бросить учебу и вернуться домой в родное село. Отец не удивился решению сына, не совестил и не корил. Лишь на вокзале, покупая два билета, с грустью заметил: «Воля твоя, сын мой. А я-то надеялся, что из нашего рода хоть один человек выйдет в большой мир» И эти слова неграмотного отца решили все.
На рабфаке Мустай понял, как много значит рука друга. Начинающий стихотворец сразу попал во «взрослую» среду литераторов. Ему стал покровительствовать известный башкирский поэт Баязит Бикбай. Конечно, для сельского паренька новая обстановка была необычна и интересна. Поэты часто собирались, обсуждали книги и рукописи, спорили.